Неточные совпадения
Он чувствовал, что за это в душе его поднималась
чувство злобы, разрушавшее его
спокойствие и всю заслугу подвига.
Опять краска стыда покрыла ее лицо, вспомнилось его
спокойствие, и
чувство досады к нему заставило ее разорвать на мелкие клочки листок с написанною фразой.
Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому
чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал не только утоление своих страданий, но и душевное
спокойствие, которого он никогда прежде не испытывал.
Поняв
чувства барина, Корней попросил приказчика прийти в другой раз. Оставшись опять один, Алексей Александрович понял, что он не в силах более выдерживать роль твердости и
спокойствия. Он велел отложить дожидавшуюся карету, никого не велел принимать и не вышел обедать.
Кто не знал ее и ее круга, не слыхал всех выражений соболезнования, негодования и удивления женщин, что она позволила себе показаться в свете и показаться так заметно в своем кружевном уборе и со своей красотой, те любовались
спокойствием и красотой этой женщины и не подозревали, что она испытывала
чувства человека, выставляемого у позорного столба.
Он не признавал этого
чувства, но в глубине души ему хотелось, чтоб она пострадала за нарушение его
спокойствия и чести.
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому
чувству, о котором вы говорили — стыдиться того, что есть высшая высота христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем
спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
Но это
спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы; полнота и глубина
чувств и мыслей не допускает бешеных порывов: душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается в том, что так должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит; она проникается своей собственной жизнью, — лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка.
О, тут мы при случае и нравственное
чувство наше придавим; свободу,
спокойствие, даже совесть, все, все на толкучий рынок снесем.
Ее
спокойствие не было потрясено; но она опечалилась и даже всплакнула раз, сама не зная отчего, только не от нанесенного оскорбления. Она не чувствовала себя оскорбленною: она скорее чувствовала себя виноватою. Под влиянием различных смутных
чувств, сознания уходящей жизни, желания новизны она заставила себя дойти до известной черты, заставила себя заглянуть за нее — и увидала за ней даже не бездну, а пустоту… или безобразие.
Он, однако, продолжал работать над собой, чтобы окончательно завоевать
спокойствие, опять ездил по городу, опять заговаривал с смотрительской дочерью и предавался необузданному веселью от ее ответов. Даже иногда вновь пытался возбудить в Марфеньке какую-нибудь искру поэтического, несколько мечтательного, несколько бурного
чувства, не к себе, нет, а только повеять на нее каким-нибудь свежим и новым воздухом жизни, но все отскакивало от этой ясной, чистой и тихой натуры.
То
чувство выражается сознательною мыслью на лице и выработанным ею
спокойствием, а у него лицо все так же кругло, бело, без всяких отметин и примет.
Смотритель подошел к ним, и Нехлюдов, не дожидаясь его замечания, простился с ней и вышел, испытывая никогда прежде не испытанное
чувство тихой радости,
спокойствия и любви ко всем людям. Радовало и подымало Нехлюдова на неиспытанную им высоту сознание того, что никакие поступки Масловой не могут изменить его любви к ней. Пускай она заводит шашни с фельдшером — это ее дело: он любит ее не для себя, а для нее и для Бога.
Отдельное
чувство может быть подавлено, и через несколько времени мое
спокойствие восстановится, я опять буду доволен своею жизнью.
Отрывая вдруг человека от окружающей его среды, все равно, любезной ему или даже неприятной, от постоянно развлекающей его множеством предметов, постоянно текущей разнообразной действительности, она сосредоточивает его мысли и
чувства в тесный мир дорожного экипажа, устремляет его внимание сначала на самого себя, потом на воспоминание прошедшего и, наконец, на мечты и надежды — в будущем; и все это делается с ясностью и
спокойствием, без всякой суеты и торопливости.
Усталость кружила ей голову, а на душе было странно спокойно и все в глазах освещалось мягким и ласковым светом, тихо и ровно наполнявшим грудь. Она уже знала это
спокойствие, оно являлось к ней всегда после больших волнений и — раньше — немного тревожило ее, но теперь только расширяло душу, укрепляя ее большим и сильным
чувством. Она погасила лампу, легла в холодную постель, съежилась под одеялом и быстро уснула крепким сном…
Испытав всю безграничность, всё увлечение, всё могущество материнской любви, с которою, конечно, никакое другое
чувство равняться не может, Софья Николавна сама смотрела на свое настоящее положение с уважением; она приняла за святой долг сохранением душевного
спокойствия сохранить здоровье носимого ею младенца и упрочить тем его существование, — существование, в котором заключались все ее надежды, вся будущность, вся жизнь.
Страдания лишили ее
чувств на несколько минут, и она как будто забылась; очнувшись, она встала и видит, что перед образом теплится свеча, которая была потушена ею накануне; страдалица вскрикнула от изумления и невольного страха, но скоро, признав в этом явлении чудо всемогущества божьего, она ободрилась, почувствовала неизвестные ей до тех пор
спокойствие и силу и твердо решилась страдать, терпеть и жить.
Степан Михайлыч также до того времени несколько смущаемый собственными постоянными наблюдениями над
чувствами и поступками своих дочерей, с большим
спокойствием разглядел свою невестку и даже своего сына.
Женщина была права, в этом Евсея убеждало её
спокойствие и всё его отношение к ней. Ему шёл уже пятнадцатый год, его влечение к смирной и красивой Раисе Петровне начинало осложняться тревожно приятным
чувством. Встречая Раису всегда на минуты, он смотрел ей в лицо с тайным
чувством стыдливой радости, она говорила с ним ласково, это вызывало в груди его благодарное волнение и всё более властно тянуло к ней…
Словом, рассудок очень ясно говорил в князе, что для
спокойствия всех близких и дорогих ему людей, для
спокойствия собственного и, наконец, по
чувству справедливости он должен был на любовь жены к другому взглянуть равнодушно; но в то же время, как и в истории с бароном Мингером, чувствовал, что у него при одной мысли об этом целое море злобы поднимается к сердцу.
— И князь поручил мне сказать вам, — говорил Миклаков с какой-то даже жестокостью, — что как он ни дорожит вашим
спокойствием, счастием, но возвратиться к прежнему
чувству к вам он не может, потому что питает пылкую и нежную страсть к другой женщине!
Ибо как черная мозаика в белый мрамор, так и во все думы и
чувства Саши въедалось воспоминание о разговоре и связанные с ним образы; и как не знал Саша, кому принадлежат его мысли, так не понимал и того, что именно черный Колесников принес ему в этот раз
спокойствие и своей тревогой погасил его тревогу.
На море в нем всегда поднималось широкое, теплое
чувство, — охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил видеть себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют — первые — остроту, вторая — цену. По ночам над морем плавно носится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук вливает в душу человека
спокойствие и, ласково укрощая ее злые порывы, родит в ней могучие мечты…
Несмотря на все ее старание уничтожить или по крайней мере скрыть это страшное
чувство, Мановский заметил, и это был последний удар, который навсегда уничтожил их семейное
спокойствие.
Мало-помалу добродушное, кроткое лицо мужика нахмурилось; вытянувшиеся черты его уже ясно показывали, что временная веселость и
спокойствие исчезли в душе бедняка; в них четко проглядывало какое-то заботливое, тревожное
чувство, которого, по-видимому, старался он не обнаруживать перед женою, потому что то и дело поглядывал на нее искоса.
Я думаю, что если бы смельчак в эту страшную ночь взял свечу или фонарь и, осенив, или даже не осенив себя крестным знамением, вошел на чердак, медленно раздвигая перед собой огнем свечи ужас ночи и освещая балки, песок, боров, покрытый паутиной, и забытые столяровой женою пелеринки, — добрался до Ильича, и ежели бы, не поддавшись
чувству страха, поднял фонарь на высоту лица, то он увидел бы знакомое худощавое тело с ногами, стоящими на земле (веревка опустилась), безжизненно согнувшееся на-бок, с расстегнутым воротом рубахи, под которою не видно креста, и опущенную на грудь голову, и доброе лицо с открытыми, невидящими глазами, и кроткую, виноватую улыбку, и строгое
спокойствие, и тишину на всем.
Впрочем, Софья Николаевна не очень постарела; но когда я видел ее в последний раз — ей минул шестнадцатый год, а с тех пор прошло девять лет. Черты лица ее стали еще правильнее и строже; они по-прежнему выражали искренность
чувств и твердость; но вместо прежнего
спокойствия в них высказывалась какая-то затаенная боль и тревога. Глаза ее углубились и потемнели. Она стала походить на свою мать…
Я с своей стороны тоже убедился, что действовать на Марью Виссарионовну было совершенно бесполезно; но что же, наконец, сама Лидия Николаевна, что она думает и чувствует? Хотя Леонид просил меня не говорить с нею об женихе, но я решился при первом удобном случае если не расспросить ее, то по крайней мере заговорить и подметить, с каким
чувством она относится к предстоящему ей браку; наружному
спокойствию ее я не верил, тем более что она худела с каждым днем.
Признаюсь,
чувство невыразимо оградного
спокойствия и радости разлилось в душе моей, когда удары грома начали становиться реже и отдаленнее.
Надёжа знает, что она хоть и сохранила свое физическое целомудрие, но поругана в самых святых, самых задушевных своих
чувствах; он тоже знает, что нарушил внутренний мир девушки, отравил ее душевное
спокойствие и осквернил святыню ее сердца уже тем, что привлек на ее тайну нескромное и насмешливое внимание посторонних людей.
Он не знал, была ли это мысль, или
чувство, или он вслух произнес его, как слово; оно прозвучало громко и отовсюду и удалилось быстро, как удар грома над головой. И наступили долгие минуты путаницы мыслей, их поспешного, разрозненного бегства, болючих столкновений — и мертвенное
спокойствие, почти отдых.
Все это не располагало ни к трезвости
чувств, ни к
спокойствию рассудка.
Но вот выдается редкий день, когда у тебя все благополучно: умерших нет, больные все поправляются, отношение к тебе хорошее, — и тогда, по неожиданно охватившему тебя
чувству глубокого облегчения и
спокойствия, вдруг поймешь, в каком нервно-приподнятом состоянии живешь все время.
Все мысли, все взоры были теперь прикованы к лицу государя. Это лицо было бледно и величественно. Оно было просто искренно и потому таким теплым, восторженным и благоговейным
чувством поражало души людские. Оно было понятно народу. Для народа оно было свое, близкое, кровное, родное. Сквозь кажущееся
спокойствие в этом бледном лице проглядывала скорбь глубокая, проглядывала великая мука души. Несколько крупных слез тихо скатилось по лицу государя…
Прошло минут пять-десять, и юный моряк уже без жгучего
чувства страха смотрел на шторм и на беснующиеся вокруг корвета высокие волны. И не столько привыкли все еще натянутые, словно струны, нервы, сколько его подбадривало и успокаивало хладнокровие и
спокойствие капитана.
«Анна собрала свои последние силы, чтобы выдержать взятую на себя роль». Кто не знал, что происходит, «те любовались
спокойствием и красотою этой женщины и не подозревали, что она испытывала
чувства человека, выставленного у позорного столба».
То я ныл и звякал лирою, как слезливый поэт, то вдруг преисполнялся каменным
спокойствием и
чувством несокрушимой силы, а то начинал болтать глупости, как попугай, испугавшийся собаки, и болтал все громче, глупее и несноснее, пока новый переход не повергал меня в смертельную и бессловесную тоску.
Когда он вышел из каюты и сел у кормы, он ни о чем не думал, ничего не вспоминал; на него нашло особого рода
спокойствие, с полным отсутствием дум. Воображение и
чувства точно заснули.
По последнему вопросу о
чувствах князя Сергея Сергеевича к княжне Людмиле разговоры повторялись почти каждый день. Деланное
спокойствие Тани, с которым она была принуждена вести эти разговоры, все более и более внутренне озлобляло ее против княжны и князя. Все чаще и чаще приходило ей на мысль его выражение: «холопская кровь» и вслед за этим слагалась мысленно же угроза: «Я тебе покажу, князь Луговой, холопскую кровь!»
В молодом организме Кости сразу забушевала молодая кровь и пленительный образ Маши воплотил в себе ту искомую в эту пору юности женщину, которой отдаются первые мечты и грезы, сладостные по их неопределенности и чистые по их замыслам. Обоюдное признание без объятий и даже без первых поцелуев явилось настолько, однако, удовлетворяющим его чистые
чувства, что сладкая истома и какое-то, полное неизъяснимого наслаждения,
спокойствие воцарилось в его душе.
«Я не спускал глаз с государя, — говорил адъютант Багратиона Давыдов, — мне казалось, что он прикрывал искусственным
спокойствием и даже иногда веселостью духа различные
чувства, его обуревавшие и невольно обнаруживавшиеся в ангельском взгляде и на его открытом, высоком челе».
— Нет, не одобрил бы, — сказал Пьер, подумав. — Чтò он одобрил бы, это нашу семейную жизнь. Он так желал видеть во всем благообразие, счастье,
спокойствие, и я с гордостью бы показал ему нас. Вот ты говоришь — разлука. А ты не поверишь, какое особенное
чувство я к тебе имею после разлуки…
Странное
чувство озлобления и вместе с тем уважения к
спокойствию этой фигуры соединилось в это время в душе Ростова.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное
спокойствие, в одном отношении, давало ей большую возможность отдаваться вполне своему
чувству к брату.
Пизонский раскладывал все это с
чувством, весьма близким к некоторому блаженству: все это было в его глазах так хорошо, так богато и нарядно, что он не мог не радоваться. И тихий вечер нес
спокойствие в детскую душу старца, и длинные тени насажденных его рукою деревьев обнимали и ласкали его, и все ему казалось счастливым, и все как будто с ним ликовало и радовалось.
Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому
спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своею опущенностью и безнадежностью; — но он всею душой желал верить, и верил, и испытывал радостное
чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.